Ната Ипатий. Рождение

Рождение

Алоли возникла в пять на рассвете из тоски и окурка. Из последнего приступа тоски по тебе и недокуренного Chester’а, завалявшегося на подоконнике.

За минуту до того, как она пришла ко мне, я поднялась с постели и, разбудив его, попросила уйти.

Он из таких, рядом с которым невозможно забыться сном, так невыносимо их безразличие.

И то, как он будет уходить, я уже не увижу. Сажусь на стол спиной в комнату и, раскурив завалявшийся Chester, смотрю в рассвет.

А тоска выползает из-под плинтуса, взбирается ко мне на колени и карабкается вверх по ночной рубашке, пытаясь добраться до горла.

И мне охота сорваться и бежать, бежать куда-то по бесконечным лестницам, ввалиться в какую-то дверь, шепнуть «подвинься», нырнуть под одеяло, забиться у стеночки и не дышать... И чтобы ты ворчал, что я вся холодная, а ты опять простужен, и я совсем тебя не жалею... а я бы улыбалась молча и в улыбке засыпала бы... И проснулась бы избавленной от всех наших измен и обид, от этой огромной ядовитой тоски по невозможному спасению... И чтобы ты опять что-нибудь ворчал, например, про то, что я совсем отлежала тебе руку...

Но бежать некуда. Я уже здесь. И за спиной у меня – наша постель, пропитанная запахами взаимной нашей мести и чужих страстей, в которую мне больше не лечь, где мне больше не проснуться на твоей руке.

И тоска щекочет мне шею, и ласкается, и нежится, нащупывая место, куда сейчас вонзится. И я, задыхаясь предвкушением боли, произношу:

- Алоли.

Громко, иступленно выговариваю слово, которое для меня ничего не значит, и замираю, поняв, что кого-то зову... И слово это становится признанием в слабости.

И пустой рассветный коридор рождает шаги. Она идет ко мне. Звенят бубенчики на цепочке вокруг ее левой щиколотки. Шуршит юбка. Она идет. Берет на себя тихую дверь, переступает порог и возникает в моей жизни.

Всей спиной чувствую, как она устремляется ко мне, как взвихривается воздух от ее движений. Она берет мою больную голову руками, прикладывается губами к моему затылку, изымает из нее поцелуем весь мой мир имен, названий и глаголов - и голова пустеет, словно протянутая сквозняком. Затем она снимает тоску с моего плеча и садит на свое, берет из моих рук твой окурок и, заставив освободить ей место, садится на стол, смотрит в рассвет и курит.

У нее мои волосы. И ни капли краски на лице. Пушистый зверь вьется на ее шее, подыскивает место для укуса и, ужалив, замирает. Алоли улыбается. Оборачивается ко мне моим лицом и выдыхает дым мне в глаза.

- Иди. Отдохни.

И я, почему-то повинуясь ей, переступаю порог и выхожу в гулкий коридор. Дребезг колокольчиков на моей левой щиколотке затопляет все пространство. Я иду. Шуршит моя юбка. Иду и понимаю, что сейчас исчезну в рассвете конца коридора...

Исчезаю...


Наталья Ипатий.