[решено]Вторая глава "ХроникиВсеслава Чародея"

Киев
месяц апрель, день двадцать четвертый, 6577 года.

Когда ночью гонец принес в Киев весть о приближающемся войске ляхов, князь Всеслав накинул плащ и спустился из терема во двор, жестом велев стаже у ворот оставаться на месте. За ним последовал только верный Прохор с потрескивающим факелом в руке, прикинувшийся, будто не понял, что князь желает побыть один. Шел, впрочем, в отдалении, не мешая. Всеслав, мысленно махнув рукой, не стал его одергивать.
Князь вышел на Бабин торжок, широкий и пустой, освещаемый только луной и горящими по углам на железных подставках бочонками, набитыми пропитанной маслом сосновой щепой. Немного постоял, вдыхая запахи весны, клейких молодых листочков, лезущих из набухших почек, и созерцая облитую синим светом луны, тридцатиглавую десятинную Богородицу на противоположной стороне. Затем пересек мощеную камнем площадь и обогнул собор. Здесь, под его стенами, молчаливо выстроились в ряд на широких постаментах под высокими липами бронзовые и мраморные греческие статуи, привезенные еще прадедом Владимиром из Корсуни. Первой стояла великолепная квадрига бронзовых коней. Всеслав остановился. Старая бронза была покрыта серо-зеленым налетом времени и только поднятые копыта коней тускло блестели, отполированные тысячами прикосновений – киевляне считали доброй приметой потрогать копыта коней перед важным делом. Всеслав мысленно усмехнулся и провел рукой по холодному металлу. Затем, уже не останавливаясь, подошел к крепостной стене. По скрипучей лестнице поднялся наверх. Дозорные, стоящие у горящего на подставке смоляного факела, завидев князя, громко стукнули о деревянный настил копьями и вытянулись. Всеслав прошел мимо них по стене и остановился.
Ночь была полна величественного покоя. Киев, раскинувшись на высоких холмах, спал. Круглая луна плыла в небе над крышами княжеских теремов, над боярскими усадьбами и ремесленными кварталами, над куполами церквушек, над огромной, холмообразной святой Софией.
Князь подошел к бойнице, оперся на холодный деревянный брус, вглядываясь в ночь. Прямо под крепостной стеной начиналось, спускаясь к Днепру темным провалом, урочище Гончары. Сверху были видны только крыши домов, прячущиеся среди куп деревьев. За урочищем, на плоской верхушке горы Детинка, жались к сиротливо стоящей деревянной церквушке несколько небогатых домов. Когда-то на этом месте было капище. Впрочем, как и на месте десятинной Богородицы.
Правее Детинки волнами спускались к Днепру поросшие деревьями склоны, темные в ночи, словно затянутые черным дымом. Только внизу, на Подоле, слабо помаргивали огоньки. Сам Днепр, широко разлившийся, напитанный растаявшими снегами, светясь в окружающей ночи холодным оловом, широкой лентой змеился далеко внизу, расслаиваясь на рукава, обтекая поросший лесом большой и плоский Песий остров, островки помельче. Низкий левый берег тонул во мраке, сливаясь с ночным небом.
Покручивая ус, Всеслав глядел на умиротворяющую картину и думал. Подошло то время, которого он ждал и опасался. Время, за которое ему заглянуть не удалось. На душе было тяжко. Что-то беспокоило его. Что-то ускользающее, как смутная тень, замеченная только боковым зрением, раздражающая и неприятная. Прогоняя в голове события последних лет, князь силился понять – что же не так?

Два года минуло со дня той памятной битвы на Немизе, а как будто целую жизнь прожил. В той яростной атаке на значительно превосходящие силы братьев положил он немало своих людей, но цели достиг – Ярославичи не рискнули продолжить поход на Полотеск, ушли к Рше, зализывать раны. А он кружил рядом, не упуская их с вида, готовый немедля встать на пути, прыгнуть на загривок рысью из засады, если пойдут они на землю кривичей.
А бояре да дружина ему нашептывали – уйдем домой, что мы тут маемся, там тепло да сытно, да весна уж, хозяйство глаза требует, а братья дальше пойти не посмеют, сами уйдут домой. Но Всеслав только головой качал, ждал да в который раз взвешивал то, что сумел увидеть, что сумел подстроить и подтолкнуть.
Увидеть дело нехитрое. Да только люди зачастую даже то, что простыми глазами видят, не различают или не понимают.
Но он понял правильно. Когда стали зазывать его братья на переговоры, прилюдно целуя крест и обещая не сделать ему зла, в один голос возопила дружина: не верь, князе, не ходи, заманивают! Но Всеслав только усмехнулся.
- Готовьтесь, - сказал своим людям. - Когда сяду на киевский престол, вы мне понадобитесь.
Поглядели на него с ужасом, но перечить не посмели…
И было все так, как он увидел. И то, что нарушат братья слово свое княжеское и схватят его. И то, что не посмеют зарезать пленника прямо в шатре. Нужен был он им живой - давно братья пытались разузнать, насколько простирается его сила, да как бы самим малость от нее отщипнуть.
И дальше все текло, как должно было быть. Зароптали княжеские дружины: не понравилось им то, что братья крест преступили - на себя тяжкий грех взяли и на них, выходит, не спросясь взвалили. Дабы не довести до смуты, пришлось братьям вертаться домой.
Дома с недовольной дружиной Изяслав разобрался просто – посадил в поруб самых шумных - пусть одумаются, да и дело с концом. Самого Всеслава запер на дворе Брячислава, выставив стражу и велев не отказывать пленнику ни в чем, кроме свободы.
На третий день Великий князь навестил Всеслава. Оставив стражу за дверьми, долго молча ходил по горнице, покусывая ус, потом сел к столу и сам налил себе вина.
- Как думаешь, князь, - спросил, наконец. – Знамениям можно верить?
Всеслав удивленно поднял бровь, а вслух сказал осторожно и неопределенно:
- В этом мире много чудного и непонятного людям. Пугливому в ночном лесу в каждом простом кустике мерещится леший.
Изяслав помолчал, а потом решился.
- Пировали мы с братьями. Дудки свистят, гусли звенят, от светильников по стенам тени пляшут. Тут и привиделось мне, аж мурашки по спине поползли: человеческие тени на стенах вдруг зажили своей жизнью. Дружинники обнимались и поднимали рога с медом, а их тени кинулись друг на друга, вцепились в бороды, в глотки. Никто кроме меня и не заметил. Мелькнуло и пропало, и снова задвигались тени с такт с хозяевами, словно ничего и не случилось… Как думаешь, что это было?
- Мед крепкий был, - серьезно ответил Всеслав.
Изяслав только криво усмехнулся.
- Спроси у своих придворных звездочетов, - посоветовал Всеслав.
- Звездочеты, - хмыкнул Великий князь. – Я их рядом с шутами держу. Не столько для пользы, сколько для забавы. Если им верить…Вон Судислав верил, и чем кончил?…
Всеслав кивнул – эту историю он знал.
В семьдесят третьем году случилось одно знамение. Семь дней на западе, как только уходило на покой солнце, восходила огромная кровавая звезда, исторгающая багровые лучи. Придворный колдун и звездочет псковского князя Судислава, известный словоблуд Злоба, вращая черными выпученными глазами и стуча по брошенным дощечкам с рунами кривым, желтым и твердым ногтем совершенно запугал своего князя грядущими горестями и бедами. Судислав, уже не молодой, двадцать четыре года просидевший в порубе у брата своего Ярослава и только после его смерти выпущенный Изяславом, больше всего ценящий покой и готовящийся отойти от дел и принять постриг, так напугался, что два дня без перестанку молился, от чего впал в горячку да и помер, ушел к дедам от греха подальше.
- Звездочеты, - снова пробурчал Изяслав.
Сделав добрый глоток вина, он заговорил снова:
- Слыхал я, что истинно ведающие без нужды себя не показывают, силой своей не похваляются и во обогащение ее не используют. Запрещено это какими-то вашими законами.
Сделав упор на слове «вашими» он выжидательно замолчал.
- И я слыхал, - сказал Всеслав, покачивая бокал и глядя на игру света в вине.
Изяслав насупил брови, резко встал и пошел в двери. В проеме он оглянулся и сказал:
- Я не враг тебе, Всеслав. Если бы ты не пошел на Новоград…
После того частенько Изяслав навещал пленника, не забывал, вел длинные пустые разговоры - все вокруг да около, кружил как кот вокруг ежа - и тронуть страшно и бросить невозможно. Как-то раз вместе с ним явился киевский митрополит Антоний - попробовал примирить дядьку с племянником. Начал стыдить да упрекать Изяслава за нарушенную клятву, даже припугнул карой небесной, но кончилось тем, что Изяслав прошипел: «Уймись, владыко! А не то велю срыть твои пещеры!». Антоний сверкнул глазищами, поджал старческие губы и величественно удалился, стуча посохом.
Время шло, и Всеслав стал уж томиться ожиданием. Не перемудрил ли он? Не перехитрил ли сам себя? Но потом закрутилось.
Двинулся на Русь хан Шарукан. Ярославичи, все трое, встали против него на реке Льто. Да не было меж ними мира. Святослав, самый решительный и дерзкий из них, заспорил с Изяславом, как воевать, да кто должен войско вести. Всеволод, тот помалкивал, не желая встревать меж старших братьев. Пока Ярославичи скубались, половцы ночью атаковали братьев. Разгром был полный. Не кинься победители грабить обоз, не уйти было бы братьям. Святослав бежал к себе в Чернигов, а Изяслав со Всеволодом и небольшой кучкой уцелевшей дружины появились в Киеве.
Киев загудел и зашевелился. Поплыл над городом тревожный колокольный звон, поскакали по улицам биричи, созывая народ на вече. Порешили быстро и единогласно: пятнадцатого дня сентября на княжеский двор явились старейшины, требуя от Изяслава коней и оружия для ополчения. Изяслав оружие народу не дал, побоялся. И это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения киевлян. Припомнили все: и преступление креста (не от того ль все беды на Киев?), и ссору с почитаемым в народе Антонием, и особенно последнее, позорное поражение от Шарукана - князю больше не верили и не желали видеть его над собой.
А тут рядом сидел под замком недруг ставшего неугодным Изяслава - князь Всеслав. К тому ж, как считали многие, имевший большие, чем Изяслав права на киевский престол: дед Всеслава был старшим сыном Владимира от Рогнеды-Гориславы, и не ушли тот его в Полотеск, должен был бы по старшинству сесть на киевский престол.
Народ взялся за топоры и вилы. Одни кинулись высвобождать посаженных Изяславом в поруб дружинников, другие ворвались в княжеский двор и дворы поддерживавших его бояр. Изяслав и Всеволод в страхе бежали из Киева с несколькими десятками верных людей. Им и не мешали – дали уйти без крови. А к Всеславу явилась делегация старейшин во главе с митрополитом Антонием и с просьбой принять киевский престол и княжить над ними.
С тех событий минуло семь месяцев. Хлопот было много. Много нужно было выправить и подладить под себя. Власть, даже дарованную народом, нужно было закрепить и утвердить. Приблизить и одарить поддержавших его и отодвинуть недовольных, да так, что б без излишних обид - без нужды наживать себе новых врагов было делом неразумным. Расставить на государственные должности своих людей. Добиться признания своей власти другими князьями, где уговорами, где угрозами, где посулами и дарами.
От главной опасности – половцев – избавил его Святослав. Когда двинулись те на Чернигов, Святослав, крепко запомнивший Льто, заманил их на болотистые луга Снова, где половецкой коннице было не разбежаться и не развернутся. Половцы в несколько раз превосходили числом Святослава, но в рукопашном бою степняки всегда уступали русичам. «В плен не брать, - приказал Святослав перед боем. – Мало нас, кто пленных стеречь будет?». В жестокой сечи степняки были перебиты и вырезаны. Сумевшие удрать остановились, только переправившись через Донец.
Так, хоть и невольно, Святослав крепко помог ему.
Для примирения Всеслав посадил третьего, любимого сына Святослава Глеба, князя небольшой, богом забытой, окраинной Тмутаракани, на престол Великого Новограда, тем самым заручившись признанием и поддержкой сразу двух княжеств – Черниговского и Новоградского.
Пригрел да вернул в несколько городов помельче ранее обиженных и изгнанных Изяславом князей. .
И вот, когда, казалось, все налаживается, Болеслав двинул на Киев свои полки. А ведь не должен был…
Всеслав в раздражении даже пристукнул кулаком по брусу бойницы. Казалось, он предпринял все, что мог для того, что бы Болеслав и не помышлял о Киеве. Или не все? Где же и что он просмотрел, не понял? Ведь сидел же Болеслав полгода дома… Или просто пережидал зиму?
И почему так поздно узнал он дурную весть? Принес ему ее гонец из Перемышля, загнав по пути двух коней.
А ведь в свое время на такой случай подсадил он двоих своих людей к Болеславу, прямо в его свиту. Люди были верные и обученные, а не просто купленные за злато. Исправно доносили все это время, что у того происходит. Но вот уже два месяца, как замолчали его соглядатаи. Не придал тогда он этому значения, уверовал за полгода в невмешательство Болеслава, да и дела закружили. А зря. Узнал бы раньше о беде, было б время силы собрать. А сейчас кого он против войска ляхов, сильного да обученного, поставит?
Болеслав, казалось, был весь как на ладони. Человек ума невысокого, образования малого, телесной силы большой, характера заносчивого и решительного. Много знал о нем Всеслав, даже и то, что склонен Болеслав к содомскому греху и предается скотскому соитию с бессмысленными животными. Такого предугадать несложно. Случались, правда, у него потемнения рассудка, сопровождаемые вспышками слепого гнева, над которыми он не был властен. В такие минуты от него можно было ждать чего угодно… Может в этом все дело? Но погубить в припадке безумия насколько человек – это одно, а идти войной на далекий Киев… Ведь случись заминка или неудача, соседи, с которыми он не очень ладит, вмиг накинутся на его лен: и пражский Вратислав, и оломоуцкий Оттон. Да и император Генрих своего не упустит…
Изяслав Болеславу, конечно, родня. Да и наверняка посулил в случае помощи немало. Да только вот родственной привязанности и чувства долга – всегда становиться за своих - за Болеславом отродясь не замечалось. Неужто любовь к злату ослепила? Или что другое? Что же его подтолкнуло? Или кто?
Всеслав вздохнул, запахнул плотнее плащ. Еще вчера он был доволен собой и тем, как все развивается. Сегодня уже нет.
Князь отвернулся от бойницы, пристально посмотрел на свою тень, ложащуюся на деревянный настил от горящих за спиной факелов. Факела на ветру горели неровно, и тень шевелилась и дрожала, словно жила своей собственной жизнью. «Ну что, - обращаясь к своей тени, мысленно сказал князь. – Много ли ты преуспел в задуманном, Великий князь, вещий Всеслав?».
А не ошибся ли он тогда, три года назад, решив вернуть себе киевский престол? Получил ли то, к чему стремился? Большинство думало, что рвался он, как и положено, к власти, желал вернуть свое. Даже его сыновья так считали… Вернуть свое, конечно, дело святое, но совсем не это двигало им, совсем не это.
Всеслав тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Сожалеть о свершенном да упущенном – дело пустое. Но вот понять, где споткнулся, что б избежать этого впредь, долг любого, тем более правителя.
Итак, Болеслав…Почему же он пошел на Киев?
Снова и снова всплывала в памяти Рша, тот день, когда он приплыл к братьям на переговоры. Всеслав прикрыл глаза, вызывая в памяти тот далекий день.

Когда схватили его сильные руки в шатре Изяслава, он не сопротивлялся, стоял собравшись, изучающе обводя глазами лица братьев, прощупывая их мысли, насколько мог. Но все было так, как он и предвидел. Святослав радостно и возбужденно склабился, не глядя на пленника, наливал себе вина в серебряный кубок, стоя у низенького инкрустированного столика ромейской работы. Всеволод криво усмехался и отводил глаза. Только Изяслав посмел прямо глянуть Всеславу в лицо, наткнулся на его взгляд, и сразу глаза его забегали, стали как у провинившегося пса, Всеславу даже стало его жаль.
- Заприте князя в возок да глядите мне… На вопросы не отвечать и в лицо ему не смотреть – а то он быстро вам глаза отведет…
Отдавая приказания людям, Святослав глядел на него, но не прямо – через зеркало, стоящее на столике. Всеслав усмехнулся.
- Обманули тебя, брат, твои придворные колдуны. Мне все едино, как глаза отводить: хоть ты прямо на меня смотри, хоть через зеркало.
В зеркале Всеслав увидел, как дернулась у Святослава верхняя губа. Но все же тот повернулся и глянул на Всеслава в упор. Спросил с вызовом и угрозой:
- Зачем же ты тогда дался?
- Воевать надоело, - беспечно ответил Всеслав.
- А зачем тогда на Новоград ходил? – быстро подал голос Изяслав.
- Колокола да паникадила для моей Софии нужны были.
- Ну-ну, - немного помолчав, сказал Изяслав.
- Ведите князя, - махнул рукой Святослав. – Будет еще время поговорить.

Всеслав прошелся по стене. Не то…Что-то еще тогда было. Но что?
Снова и снова он просматривал в памяти тот день и все-таки высмотрел. Ай-я-яй, видно расслабился, выйдя из шатра братьев. Всеслав с досады даже поморщился и замотал головой.
Когда вели его через лагерь, сидел один у телеги, прислонившись к колесу, отворачивался, прятал лицо… Длинный, как жердь, оборванный и заросший.
«Как же я его не узнал тогда? Не иначе как самому глаза отвели, - подумал Всеслав. – Что же он там делал, да еще постарался, что б я его не узнал? Случайно оказался? Не верю я в такие случайности. Братья позвали?.. Да нет, никогда Витольд никому не служил – ни за злато, ни за страх. Сам явился, и видно, были на то у него причины… Ох Витольд, Витольд, шатун, темная душа… Неужто он?».
Чудный и страшноватый был человек Витольд, с внешностью юродивого и повадками волка-одиночки. Кто он и откуда – неведомо. Слонялся без видимого дела по земле, обходя города и сторонясь людей. По своей прихоти надолго исчезал и вновь неожиданно появлялся. Кто-то считал его божьим человеком, кто-то пугал им детей. Но кто бы он ни был, сила в нем чувствовалась немалая и глубокая. Это тебе не задрипанный деревенский колдун, способный только портить скотину и плевать в колодец.
До сего времени не было у князя и Витольда нужды друг в друге. Всего дважды, не считая последнего случая в стане братьев, их пути случайно пересекались, и оба раза Витольд от встречи уклонялся и исчезал в неизвестном направлении.
Так он или не он?
Своей интуиции князь привык верить, а она не подсказывала, она криком кричала – он!
«Если это Витольд, то почему он пошел против меня? – продолжал размышлять Всеслав. – Что ему от меня нужно, а точнее сказать - не нужно? Если я ему сильно мешаю, то почему он не вынудил братьев лишить меня жизни прямо тогда, в стане? Хотя это то как раз и просто: может, силы не хватило в моем присутствии, а может, с него было достаточно, что схватили меня да лишили свободы. А вот когда я сел на киевский престол, он взялся за Болеслава… Да, плохо. Плохо, что идет Болеслав, но вдвойне, что наводит его на меня ведающий… Воистину, пришла беда – открывай ворота. Ну да ладно. Что гадать, будет день, будет пища. А пока нужно исправлять то, что возможно».
Он подозвал стоящего в десяти шагах Прохора.
- Вот что… Готовь гонцов в Белагород и в Чернигов к Святославу.
- Помощи от Святослава нужно просить, князе, - осторожно посоветовал Прохор. –Дружина у тебя слабая. Опытных воинов мало. Большинство молодые, еще необученные да не битые. Ну, еще отряд наемных. Ну, гарнизон в Белагороде, эти близко, поспеют. И все. А ополчение, оно и есть ополчение…
- Помню, - слегка раздраженно перебил его Всеслав. – Святослав за Чернигов держится, да и у него после Шарукана силенок маловато осталось. Да и захочет ли в открытую против брата? А если и решится – еще успеть нужно.
- Но запираться в Киеве нельзя, - помолчав, продолжил он. - Встречать ляхов будем у Белагорода, в поле. Сейчас приведи ко мне в палату киевского воеводу. Да пошли человека в лавру, предупреди Антония. Как рассветет, пусть велит бить в колокола, собирать народ на вече. На рассвете же всех, кого надо ко мне на совет. Все понял?
Прохор молча склонил голову.
- И вот что еще, - добавил Всеслав неожиданно для себя, повинуясь какому-то внутреннему толчку. – Те пергаменты, что я отыскал в библиотеке Ярослава, вели отвезти в Полотеск. Сундук я опечатаю сам. Людей пошли верных, что б как зеницу ока берегли, недоброе в тех пергаментах, не дай бог, попадут в дурные руки. Ну все, иди, я еще здесь побуду малость.

нравицо )

жду фсё =)))

Все вроде хорошо, но нудно. Слишком много персонажей с трудными именами и описательства(хоть и хорошего).
Средний читатель описательства пропускает, читает действия и диалоги. Чем меньше действующих лиц - тем меньше вероятности в них окончательно запутаться и не дочитав выкинуть книгу в угол.)))

вот все говорят длинно, длинно, придется малость наступить своей песне на горло...